Записка великого князя Константина Николаевича о реформах государственного управления. 1880 г.

 

Автором предлагаемой записки является великий князь Константин Николаевич (1827-1892) – второй сын Николая I, занимавший посты главного начальника флота и морского ведомства (в звании генерал-адмирала, 1855-1881), председателя Главного комитета по крестьянскому делу (с 1861 – по устройству лиц сельского состояния, 1860-1881), наместника и главнокомандующего войсками в Польше (1862-1863), председателя Государственного совета (1865-1881) и сыгравший важнейшую роль в разработке и проведении Великих реформ. Он придерживался умеренно либеральных взглядов и в поданной в январе 1880 г. записке предложил создать Совещательное собрание из представителей губернских земств и крупных городов для рассмотрения законопроектов. В отличие от проекта реформы Государственного совета П.А. Валуева (см.) земское представительство предлагалось сделать очень немногочисленным и не участвующим в издании бюджета. В то же время, в отличие от указанного проекта, вводилось представление заключения Совещательного собрания императору (а не только Государственному совету). Впрочем, крайне малочисленный состав собрания, избранного без учёта численности населения губерний или городов, вряд ли обеспечил бы авторитетность его мнению. Предложение не было одобрено Александром II.

Записка публикуется с незначительными сокращениями.

Испытанная веками непоколебимая преданность русского народа венценосным его вождям — не подлежит сомнению. В среде людей благомыслящих, составляющих, к счастью огромное большинство населения, преданность эта могла только усилиться в нынешнее царствование, являющее собою редкий во всемирных летописях пример постоянного и неослабного стремления монарха к дарованию подданным всех тех прав и льгот, которые совместимы с современным состоянием народного развития.

И, несмотря на то, в различных слоях нашего общества, наряду с беспредельною любовью к священной особе его императорского величества, замечается, к прискорбию, некоторое недовольство. Хотя оно и не высказывается открыто, тем не менее недовольство это, несомненно, существует, проявляясь и в речах, произносимых в общественных и сословных собраниях, в печати и, особенно, в частных беседах. Скрывать от себя такое настроение общества было бы неблагоразумно. Напротив того, необходимо обратить на него особое внимание, исследовать его причины и, изыскав средства к предотвращению дальнейшего развития такого явления, столь у нас ненормального, принять меры к удовлетворению тех желаний общества, которые окажутся разумными и справедливыми.

Задача эта весьма сложная и трудная, а удовлетворительное разрешение ее во всем объеме потребовало бы многосторонних предварительных соображений. В виду этого, не вдаваясь здесь в подробное обсуждение причин замечаемого недовольства и средств к его устранению, я в то же время, как председатель Государственного совета, считая священным верноподданническим долгом откровенно выразить мысли мои относительно той собственно стороны предмета, которая имеет непосредственную связь с деятельностью законодательною.

Оставляя в стороне безумные мечтания людей крайних, помышляющих о совершенном перевороте государственного нашего строя или по крайней мере об ограничении самодержавия, без которого Россия в настоящее время, по глубокому моему убеждению, была бы на краю гибели, — я признаю необходимым остановиться на суждениях большинства мыслящих людей, которое, хотя и порицает многие из существующих у нас порядков, но в то же время состоит из лиц, вообще умеренных и преданных Правительству. При всем разнообразии этих суждений, в них преобладает в сущности одна и та же мысль: «до государя правда не доходит; администрация и бюрократии нами завладели; чиновничество стоит неодолимою стеною между государем и его Россиею; государь окружен опричниками» ... и т. п. Везде повторяется, в различных только выражениях, одно и то же сетование: «до государя правда не доходит".

В сетовании этом, как мне кажется, обнаруживается то истинно серьезное желание, которое может и должно быть удовлетворено.

Но как исполнить это?

Прежде всего необходимо, по моему мнению, держаться того основного взгляда; "что заботливое применение и дальнейшее развитие добрых начал, существующих уже в отечественном законодательстве, должно быть, безусловно, предпочитаемо заимствованию иностранного, не всегда соответствующего нашим потребностям. Этим путем, я уверен, представлялось бы возможным достигнуть желаемой цели, без малейшего прикосновения к священным правам самодержавия.

В действующих наших законах есть уже три весьма важных постановления, которые требуют некоторого лишь обобщения и развития:

Во 1-ых, наше законодательство дарует сословиям и обществам (дворянству уже около столетия) такое право, которое в иностранных государствах приобреталось потоками крови, которое там считается первым и самым важным залогом политической свободы и которое, между тем, у нас не довольно высоко ценится, а в иных случаях и забывается: это — le droit de petition, право заявления своих нужд, принадлежащее дворянству…[1] и распространенное впоследствии, как на земские собрания…, так и на городские думы…

Затем во 2-х, дворянство имеет право выбирать депутатов, представляемых каждым уездом на случай вызова их правительством для объяснения ходатайств дворянства… Это последнее право, благодаря бюрократическим приемам нашей администрации, оставалось в законе мертвою буквою. Между тем, в случае действительного исполнения мудрой мысли законодателя, начертавшего приведенное важное правило, трудная задача государственного управления намного облегчилась бы, так как Правительству представилась бы возможность узнавать обстоятельно истинные причины, вызывающие то или другое ходатайство, которые не всегда излагаются с подлежащей ясностью и полнотою.

Наконец, в 3-х, на основании статьи 12 учреждения Государственного совета, в Департаменты оного, по усмотрению их могут быть приглашаемы к совершению и лица посторонние, от коих, по существу дела, можно ожидать полезных объяснений. На практике правило это применяется довольно часто; но, очевидно, что Государственный совет может приглашать в свои заседания лишь лиц, находящихся на жительстве в С.-Петербурге и, следовательно, мало знакомых с современными потребностями большей части местностей обширного нашего отечества, которые находятся в условиях, вовсе не соответствующих строю столичной жизни и при том крайне разнообразных. В виду этого, в исключительных случаях, по делам особой важности, испрашиваемо было высочайшее соизволение на вызов в Государственный совет или же в различные подготовительные комиссии земских, городских или сословных должностных лиц из разных частей империи. Выслушание приглашенных таким образом экспертов приносило, большею частью, несомненную пользу в том отношении, что предоставляло правительству возможность сообразить предположения кабинетные, иногда отвлеченные, с действительными потребностями русской жизни.

Исходя из приведенных трех существующих уже в нашем законодательстве начал, и признавая необходимым несколько развить их, придав им значение более общее, я предложил бы воспользоваться ими для созыва, по мере надобности, при Государственном совете, совещательного собрания из экспертов или главных, особо избираемых для сего губернскими земскими собраниями и городскими думами наиболее значительных городов. Собранию этому я полагал бы поручить, на основании проектируемых мною подобных правил, предварительное рассмотрение законодательных предположений, требующих ближайшего соображения с местными потребностями, а также предварительное обсуждение ходатайств земских и дворянских собраний и городских дум.

Основная мысль этого предположения, представленная мною государю императору несколько лет тому назад, и которое соглашено теперь, по указаниям моим, с нынешним состоянием нашего законодательства, была, его высочайшей воле, предварительно обсуждаема, в январе месяце нынешнего года, в Особом совещании из лиц, указанных его величеством, — преимущественно с той точки зрения, не следует ли воспользоваться проектированными мною правилами для издания их, при особом высочайшем манифесте или указе, в торжественный день двадцатилетия царствования его императорского величества[2].

В отношении к этому вопросу и вообще по существу проектированных мер, в Особом совещании было высказано, между прочим, следующее:

1) что издание предположенного мною узаконения в торжественный день 25-летия благополучного царствования государя императора придало бы ему значение несравненно большее, чем оно имеет в действительности. Общество приняло бы его за дар или за уступку со стороны верховной власти и было бы впоследствии разочаровано, когда убедилось бы, что изданный манифест или указ не имеет значения конституционного;

2) что если рассматривать проектированные мною меры не в смысле дара или уступки, а в виде мероприятия вообще полезного и имеющего способствовать более правильному и успешному обсуждению законодательных предположений, — то и эта цель едва ли будет достигнута. Весьма вероятно, что избрания в гласные будут домогаться и в действительности нередко достигать — не одни люди серьезные, знающие потребности своей местности, а наряду с ними и пустые болтуны, преимущественно адвокаты, которые будут заботиться не столько о пользе общей, сколько о приобретении себе популярности, возвышения или иной выгоды;

3) что созыв многочисленного собрания гласных, которые легко поддадутся влиянию печати, может создать для правительства большие затруднения искусственным составлением опасной оппозиции; наконец, 4) что у нас правительство стоит неизмеримо выше каких бы то ни было местных представителей. Вследствие того, оно не нуждается в проверке своих предположений и взглядов воззрениями людей, живущих в малых городах или уездах, а потому несравненно менее образованных и развитых. Если же, по каким-либо другим, более важным соображениям, Верховною Властью признано будет уместным и нужным призвать представителей общества к участию в обсуждении законодательных дел, то к важной этой мере следует приступить не путем некоторого лишь развития и обобщения начал, существующих в нашем собственно законодательстве, но путем усвоения нами, хотя быть может и не вдруг, а постепенно, общих конституционных порядков, составляющих достояние всего образованного мира.

Приведенные соображения требуют некоторых, с моей стороны, объяснений.

I. Что касается неудобства издать проектированные мною меры в торжественный для России день 19 февраля 1880 г. (чего, впрочем, мною и не было предполагаемо), то я вполне согласился в заседании с правильностью высказанных по этому вопросу соображений. Считая свой проект не таким актом внутренней политики государства, который предназначен был бы произвести впечатление на умы в том или другом смысле, а делом несравненно более скромным, полезным собственно в практическом отношении, я не встретил препятствия отложить дальнейшее движение проекта, сохранить за собою право представить его вновь на высочайшее благоусмотрение государя императора, когда это окажется своевременным.

II. Переходя к другим замечаниям, заявленным в Особом совещании, и оставаясь по существу предмета при прежних моих убеждениях, я не могу тем не менее не признать, что опасение насчет возможности выбора в гласные адвокатов иметь действительно основание. Между тем, избрание таких лиц было, и по моему мнению, нежелательно. Посему, вполне присоединяясь к основной мысли сделанного в этом отношении заявления, я признал необходимым дополнить первоначальный мой проект правилом о том, что в гласные не могут быть избираемы присяжные поверенные, их помощники и ходатаи и судебным делам.

Устранению праздной болтовни будет отчасти способствовать и другое предполагаемое мною ныне постановление, по которому журналы совещательного собрания должны быть составляемы не государственной канцелярией[3], а самими гласными, избираемыми для сего собранием. При возлагаемой на них таким образом обязанности, изложить в письме все заявленные в собрании соображения, главные единственно будут заниматься по преимуществу самым делом, воздерживаясь от суждений, прямо к нему не идущих.

Независимо от упомянутого выше недопущения в состав совещательного собрания адвокатов, я нахожу нужным воспретить избрание в гласные также и лиц, состоящих на государственной службе по определению от правительства. К этому побуждает меня следующее соображение. В состав совещательного собрания желательно привлекать людей, действительно знакомых на практике с местными потребностями различных частей государства, а отнюдь не чиновников, отзывы которых, в случае надобности, всегда могут быть истребованы их начальством. К тому же неудобно было бы, чтобы проекты, внесенные в Государственный совет министрами и главноуправляющими, разбирались, хотя и предварительно, лицами, прямо им подчиненными.

III. Засим я, с моей стороны, вовсе не разделяю другого заявленного в Особом совещании опасения, заключающегося в том, что созыв совещательного собрания гласных может создать для правительства большие затруднения.

Опасность подобного рода была бы, по моему мнению, возможна в том только случае, если бы собрание было весьма многочисленное, если бы в гласные допускались все без разбора, если бы заседания собрания были постоянные и притом публичные, наконец, если бы собрание было предоставлено самому себе, без всякого надзора со стороны правительства.

Ничего подобного в проектируемых мною правилах не предполагается.

Относительно численного состава совещательного собрания, необходимо иметь в виду, что мною предположено избирать только по одному гласному от каждой губернии, где введены земские учреждения (35 губ.), и по одному же гласному от одиннадцати наиболее значительных городов: засим, хотя в проекте упоминается также об избрании гласных от губерний, в коих не введены еще земские учреждения, но это сделано главным образом для того, чтобы законом признана было в принципе право представительства за всеми, без изъятия, частями империи, самый же вызов гласных от губерний не представляется безусловно необходимым на первое по крайней мере время. Посему порядок избрания их, ныне даже не предначертанный, предполагается определить в последствии.

Таким образом, в первые годы действий проектированных мною мер полный состав совещательного собрания ни в коем случае не превышал бы 46 гласных (35 гласных от земских собраний и 11 гласных от городов). Но он может быть и менее. Из осторожности, особенно необходимой на первых порах, мною предполагается постановить, что гласные могут быть созываемы и не в полном составе, а от тех только губерний и городов, которые будут означены в высочайшем указе о составе совещательного собрания. Вследствие сего, правительство будет иметь возможность призывать, за один раз, не более например 30-ти или даже и менее гласных. Кроме того, я признаю возможным, в случае оказавшейся на опыте особой необходимости, подразделять собрания на отделения, поручив каждому соображение различных дел. Таким образом, возникшая оппозиция могла бы быть тотчас же разъединена и обессилена. Благодаря всем этим предохранительным мерам, численный состав гласных, обсуждающих тот или другой проект или же то или другое ходатайство, может быть низведен до самых незначительных размеров.

С другой стороны, собрания не будут постоянные и не для рассмотрения всех вообще дел, а временные, на срок точно определенный правительством, с указанием и самых дел, подлежащих обсуждению собрания. Возбуждать вопросы новые или вообще выходить из пределов предположенных вопросов — гласные не должны иметь права. Председательство в совещательном собрании возлагается на членов Государственного совета, высочайшей волей к сему призванных. В заседания собрания участвуют министры и главноуправляющие. Наконец, заседания предполагаются не публичные, причем доступ в оные разрешается только членам Государственного совета и весьма немногим из чинов государственной канцелярии.

С принятием всех этих мер предосторожности, совещательное собрание гласных, очевидно, не может представить ни малейшей опасности для правительства. <…>

IV. Остается рассмотреть еще одно из заявленных в Особом совещании возражений, именно то, в котором подвергается сомнению самая польза предлагаемых мною мер.

Нисколько не отрицая, и с своей стороны, справедливости того, что не только все первостепенные должностные лица, но и ближайшие их сотрудники большею частью обладают у нас образованием высшим, нежели лица, постоянно живущие в уездах, — я нахожу, однако, что из сего нельзя еще выводить заключения о бесполезности проверки составляемых в министерствах законодательных предположений отзывами людей практических. Вопрос заключается не в превосходстве одних воззрений над другими (я совершенно убежден, что проекты, составленные местными исключительно деятелями, были бы во многих отношениях менее удовлетворительны, в сравнении с предначертаниями министерств) — в том, что предположения законодательные должны быть подвергаемы соображению, возможно, многостороннему, т. е. не только с точки зрения высших государственных или научных начал, но также и со стороны возможности и удобства действительного их применения в той или другой местности. <…>

Такой взгляд на необходимость соображения законодательных дел при участии местных деятелей в сущности уже усвоен нашим Правительством, так как все важнейшие законодательные акты, составляющие славу нынешнего Царствования, были обсуждаемы Государственным советом по предварительном рассмотрении их при участии местных деятелей. Достаточно указать на положение о крестьянах 19 февраля 1861 года, на положение о земских учреждениях, на уставы судебные, на городовое положение 1870 года и на устав о воинской повинности. Все эти законы привились к жизни и потребовали до сих пор весьма немногих в них изменений. Напротив того, узаконения, не соображенные предварительно с практической стороны, нередко оказывались в действительном применении их, неудовлетворительными. Иногда они оставались мертвою буквою, в иных случаях требовали частых изменений и дополнений, несогласных даже с основною мыслию изданного закона, иногда же приносили положительный вред. В виде примера узаконений неудавшихся, можно указать на нотариальное положение 1865 года, которое, как неоднократно заявляемо было министерством юстиции, постоянно возбуждает неудовольствие вследствие чрезвычайной затруднительности предписанного им порядка совершения актов на недвижимые имущества, особенно ощутительной по отношению к имуществам малоценным. Нельзя также не упомянуть о законе 1 июня 1865 года, по коему людям, исключенным из среды городских и сельских обществ, предоставлено было право приискивать себе, в течение нескольких месяцев, другие места приписки и водворения. По издании этого закона, до такой степени увеличилось число бродяг и совершаемых ими преступлений разного рода, что оказалось необходимым немедленно приостановить его действие в административном порядке. Явления подобного рода, в высшей степени прискорбные, наносят существенный ущерб достоинству и авторитету правительства. Между тем, нельзя сказать, чтобы проекты обоих упомянутых узаконений составлены были неудовлетворительно. И тот и другой составлялись лицами весьма даровитыми, образованными, заслуженными и уважаемыми; затем проекты эти рассматривались коллегиально и посылались на заключение различных ведомств. Одним словом, сделано было все, что только возможно в порядке бюрократическом. Единственный пробел при разработке проектов заключился в том, что кабинетные труды не были проверены с точки зрения условий потребностей местных.

В Особом совещании, при предварительном обсуждении вопроса о пользе участия людей практических в соображении законодательных мер, было указываемо между прочим на то, что эксперты, вызванные в Государственный совет в 1863 году по проекту положения о земских учреждениях, принесли мало пользы. Безусловно, согласиться с этим нельзя, так как многие статьи проекта были исправлены в подробностях по замечаниям приглашенных лиц. Но если участие экспертов в этом важном деле и не принесло всей той пользы, которой следовало ожидать, то это зависело по моему мнению, главным образом от не вполне удачного выбора экспертов: приглашены были только столичные губернские предводители дворянства и столичные же городские головы, т.е. лица, весьма мало знакомые с уездною жизнью. Как известно, городское положение 1870 года, предварительно соображенное при участии довольно значительного числа лиц, вызванных из разных местностей империи, и исправленное по их указаниям, вышло во многих отношениях несравненно совершеннее положения о земских учреждениях.

И так, выслушание людей практических оказывается вообще полезным, при всем том, нельзя не сознаться, что соблюдавшийся у нас до сих пор порядок выборов экспертов едва ли может быть признаваем вполне удовлетворительным. Назначение их правительством по спискам предводителей дворянства, председателей земских управ и городских голов — далеко не соответствует истинной пользе. <…>

Нужды и потребности населения могут быть с полным успехом заявляемы правительству только людьми, избранными населением для этой именно цели. Согласно сему основному началу, мною предполагается, чтобы совещательное собрание состояло из лиц, избранных не правительством, а самими общественными учреждениями. В таком только случае будет устранено приведенное мною в начале настоящей записки, столь часто слышимое у нас сетование на то, что «до государя правда не доходит». При пополнении же собрания путем выборных, местные общественные органы будут, по всей вероятности, избирать в гласные людей наиболее способных, опытных и близко знающих потребности своей местности. При участии таких экспертов польза предварительного соображения законодательных дел не может подлежать сомнению.

Как выше мною уже заявлено, развитие и постепенное усовершенствование существующего, по моему мнению, всегда лучше заимствования нового, неизведанного и, быть может, нам даже не вполне пригодного. Но кроме того, в случае введения у нас народного представительства по иностранному образцу, как бы осторожно не поступила верховная власть (не даровав, например, в начале собранию представителей решающего права голоса), невозможно было бы избегнуть при этом огромного числа гласных, как представителей интересов всех сколько-нибудь крупных территориальных единиц, входящих в состав обширной империи. С другой стороны, нельзя было бы обойтись и без некоторой торжественности всей внешней обстановки собрания; между прочим, торжественность эта обыкновенно порождает в представителях, особенно в странах, не свыкшихся еще с парламентскою деятельностью, стремление к произнесению блестящих речей и желание высказаться перед обществом и печатью резкою независимостью суждений и духом оппозиции. Сделанный правительством, при таких условиях, первый шаг необходимо повлек бы за собою, в сам непродолжительном времени, второй, третий и последующие шаги, которые привели бы неминуемо к водворению полной конституции, столь нежелательной у нас в настоящую пору. Между тем, отступление было бы уже невозможным без возбуждения общего ропота и неудовольствия. Предлагаемая мною мера, не имеющая значения политического, не представляет подобной опасности. Способствуя более зрелому и многостороннему обсуждению законодательных дел, и принося таким образом значительную в практическом отношении пользу, она имела бы при этом, то весьма важное преимущество, что не обещало бы обществу слишком многого. Проектируемый мною закон, если бы он удостоился высочайшего утверждения, ничем бы не стеснил правительства, которое, по усмотрению своему, могло бы созывать гласных в том или другом числе, на тот или другой срок, для рассмотрения нескольких дел или одного только какого-либо проекта, а в случае неудачи, всегда и везде возможной, — и вовсе воздержаться на некоторое время от созыва совещательного собрания: одним словом. Правительство, не приняв на себя никакого обязательства перед страною, предоставило бы себе только возможность советоваться, когда признает полезным и нужным, с людьми практическими, знающими истинные потребности населения.

В виду всех изложенных соображений, я признавал бы полезным постановить, в дополнение к учреждению Государственного совета, прилагаемые при сем правила о «совещательном собрании гласных»:

1. Для предварительного обсуждения законодательных предположений, требующих ближайшего соображения с местными потребностями, созывается, по мере надобности, Совещательное собрание гласных. Сему же собранию может быть поручаемо предварительное обсуждение ходатайств земских и дворянских собраний и городских дум…

2) Совещательное собрание гласных состоит при Государственном совете. О созыве Собрания возвещается именным высочайшим указом на имя Совета, с указанием срока, на который Собрание созывается.

3) Собрание составляется из гласных, особо избранных для сего:

а) губернским и областным войска Донского земскими собраниями и

б) городскими думами городов: С.-Петербурга, Москвы, Одессы, Киева, Харькова, Риги, Казани, Кишинева, Саратова, Вильны и Тифлиса.

Примечание. Порядок выбора гласных от губерний, где не введены еще земские учреждения, будет определен особо.

4. Гласные избираются земскими собраниями и городскими думами из собственной их среды. От каждой губернии и от каждого из городов, поименованных в пункте б статьи 3-й, избирается по одному гласному.

5. В гласные не могут быть избираемы лица, состоящие на службе по определению от правительства, а равно присяжные поверенные, их помощники и поверенные по судебным делам.

6. О произведенном выборе земские собрания и городские думы сообщают губернатору, который, в случае несоответствия избранных лиц требованиям закона (ст. 4 и 5), извещает о том собрание и думу, не позднее трех дней, для производства новых выборов.

7. Совещательное собрание созывается, смотря по надобности, или в полном составе, означенном в ст. 3, или же только из гласных от тех или других частей империи. В сем последнем случае в высочайшем указе о созыве Собрания означаются те губернии и города, из коих вызываются гласные.

8.Совещательное собрание может быть подразделяемо, с высочайшего разрешения, испрашиваемого председателем Государственного совета, на отделения для одновременного рассмотрения различных дел. В таком случае, к каждому отделению Собрания применяются правила, постановленные ниже в отношении к самому Собранию.

9. При каждом созыве Совещательного собрания, для председательствования в нем, назначаются высочайшею волею, из членов Государственного совета, председатель и вице-председатель Собрания. Вице-председатель, принимая постоянное участие в заседаниях собрания, заступает место председателя в случае болезни или отсутствия его.

10. Дела, подлежащие предварительному обсуждению Совещательного собрания, определяются высочайшими повелениями, испрашиваемыми председателем Государственного совета по предварительному соглашению с подлежащими министрами и главноуправляющими. Дела эти передаются председателю Собрания государственным секретарем[4].

11. В заседаниях Совещательного собрания принимают участие министры и главноуправляющие, до предметов ведомства коих относится рассматриваемое дело. При невозможности прибыть в заседание, они поручают представление Собранию нужных объяснений своим товарищам, директорам департаментов или другим лицам, специально по делу сведующим.

12. При заседаниях Совещательного собрания имеют право присутствовать члены Государственного совета, государственный секретарь и те чины Государственной Канцелярии, которых присутствие в заседании будет признано нужным государственным секретарем. По вопросам о ходатайствах земских и дворянских собраний и городских дум, при заседаниях Собрания имеет право присутствовать управляющий делами Комитета министров.

13. Совещательному собранию предоставляется, по делам сложным, избирать из своей среды подготовительные комиссии, заключения коих представляются Собранию.

14. Нужные Собранию сведения и справки доставляются государственной канцелярией. Ею же удовлетворяются все потребности Собрания по переписке и печатанию бумаг, рассылке повесток и т. п.

15. Гласные, пользуясь свободою мнений, не должны, однако, выходить из пределов предложенного вопроса.

16. Соображения и заключения Совещательного собрания излагаются в журнале, который составляется гласным-докладчиком, избираемым Собранием для каждого дела. В журнал вносятся и мнения лиц, не согласных с заключением, принятым по большинству голосов.

17. Журналы Совещательного собрания передаются председателем Собрания государственному секретарю. Те из них, которые относятся до предположений законодательных, вносятся в Государственный совет; заключения же Собрания по ходатайствам земских или дворянских собраний и городских дум направляются в Комитет министров.

18. К обсуждению в департаментах Государственного совета и в Комитете министров дел, предварительно рассмотренных Совещательным собранием, приглашаются председатель и вице-председатель Собрания, а также гласный, бывший докладчиком по обсуждаемому делу. Сверх гласного-докладчика, в случае надобности, приглашаются для объяснений, как в заседания департаментов и Комитета министров, так и в общее собрание Государственного совета, те из гласных, которые принимали наиболее деятельное участие в предварительном рассмотрении дел.

19. Сущность объяснений приглашенных гласных записывается в журнал и включается в подносимые государю императору мемории Государственного совета. При мемориях сих и журналах Комитета министров представляются на высочайшее воззрение и самые журналы Совещательного собрания.

Конституционные проекты в России XVIII - начала XX века. М, 2010

 

 

 

[1] См. Жалованные грамоты дворянству и городам 1785.[2] Имеется в виду 25-летие царствования Александра II (19.2.1880).[3] Государственная канцелярия (1810-1917) – высшее государственное учреждение, аппарат Государственного совета. Занималась также составлением некоторых особо сложных законопроектов и, с 1893, систематизацией законодательства.[4] Государственный секретарь – должностное лицо, руководитель государственной канцелярии.