Феофан Прокопович. Правда воли монаршей. 1722 г.
Предлагаемый текст является публицистическим обоснованием указа о престолонаследии 1722 г., написанным с согласия светских и церковных властей и самого императора Петра I видным церковным деятелем и публицистом Феофаном (в миру – Елисей Прокопович, 1681-1736). Он родился в купеческой семье, после смерти родителей воспитывался наместником Киево-Братского монастыря, стал едва ли не самым образованным человеком России своего времени (окончил Киево-Могилянскую академию и римскую иезуитскую коллегию св. Афанасия, посещал различные европейские университеты), в 1704-1716 гг. преподавал в Киево-Могилянской академии, с 1711 был её ректором, с 1716 находился при царе, занимаясь публицистикой в соответствии с его указаниями, в 1718-1725 числился псковским епископом (оставался в Петербурге), в 1721-1726 был вице-президентом Святейшего синода, с 1725 новгородский архиепископ, с 1726 первенствующий член Синода. В 1730 г. выступал за сохранение абсолютной монархии. Активно сотрудничал с Тайной канцелярией и использовал политический сыск для расправы со своими противниками и конкурентами.
По взглядам Феофан был сторонником учения об общественном договоре в его консервативном варианте, предложенном Т. Гоббсом, и решительно отстаивал теорию «просвешённого абсолютизма». Считается основателем учения о триедином русском народе. В церковных вопросах отстаивал цезарепапизм, т.е. считал императора главой церкви. Был автором Духовного регламента 1721 г., закрепившего подчинение церкви государству. По мнению некоторых богословов, взгляды Феофана были близки к протестантским. В «Правде воли монаршей» Феофан обосновывает неограниченность монархической власти и обязанность подданных повиноваться не только воле, но и не высказанным желаниям монарха. Епископ сравнивает наследственную и выборную монархии, считает предпочтительнее первую и видит в праве монарха назначать преемника устранение единственного существенного недостатка наследственного правления.
Из-за большого объёма “Правда воли монаршей” публикуется выборочно. Опущены главным образом повторы, рассуждения о права отца лишать детей наследства, а также многочисленные примеры из священной и всемирной историй назначения монархами своих наследников. Подстрочные примечания сделаны Феофаном.
Предисловие
<…>Уставы бо и всякие законы, от Самодержцев в народ исходящие, у подданных послушания себе не просят, аки бы свободного, но истязуют яко должного: истязуют же не токмо страхом гнева властительского, но и страхом гнева Божия, то бо есть, еже глаголет учитель народов, (потреба повиноваться, не токмо за гнев, но и за совесть)[1]. Аки бы рекл: не токмо власти предержащей потреба повиноватися, боясь гнева его, что есть страх телесный, но и боясь гнева Божия, что душевный на совести страх есть. Сие бо слово выводит из преждереченного от себя слова (несть власть, аще не от Бога, сущие же власти от Бога учинены суть. Тем же противляйся власти, Божию повелению противляется: противляющиеся же, грех себе приемлют). И того ради не токмо Монаршии уставы и законы не требуют себе ни каковой от учительских доводов помощи, силою свыше себе данною совершенно укрепляемые, но и кто показал бы себе аки помощником властительских определений, тот бы немало погрешил, на беспрекословное повелительство Самодержцев, вводя тако их определения в сумнительство помышлении, аки бы оные неизвестной силы суть, аще учительскими доводами утвержденны не будут.
Едина же сочинения книжицы сей вина есть, что понеже в народе Нашем обретаются так непокойные головы, и страстию прекословия свербящая сердца, что никакого уставления от Державной Власти произносимого похвалити не хотят. Еще же и самое то, чтобы они сами собой блажили и почитали, когда видят указом Монаршим определяемо, упрямым и злобным сердцем, иногда же и скверноязычным роптанием ухудшают и то делают окаяннии с великим других простосердечных соблазном и смущением совести их, а по тому и с бедствием уже, временным и вечным, и сеют в отечестве Нашем мятежей плевелы, а иностранным подают бесчестное мнение о народе Российском, аки бы в нем варварские нравы, и к Государям своим верность притворная, и послушание за гнев токмо, а не за совесть, рабски, а не сыновне творимое: толико зла бессовестнии они ропотники собирают нам: того ради судилось за благо, по согласию духовного и мирского главного правительства (к чему и Императорское Величество милостиво склонился) сочинить сию книжицу, в которой сущая в помянутом Уставе Монаршем Правда, хотя и в самом том Уставе довольно показана, яснее нечто и пространнее показуется: дабы безумным, но упрямым (аще бы таковые были) прекословцом уста заградить; простосердечных же, но невежливых от вредного оных блазнословия сохранить невредимых, купно же и иностранным порочное о народе нашем мнение отнять, и подать им вину лучших о нас помыслов, дабы ведали, что помянутою проказою нецыи только в России, как и в прочих Государствах, а не все общество болезнует…
Правда воли Монаршей, в определении Наследника Державы Своей
Главный Устав Императорского Величества Петра Великого, Государя Нашего милостивейшего, сего 1722 года Февраля в 5 день славно публикованный от всего всех чинов народа слышан есть, любовно принят, благодарно похвален, и присягою, или клятвенным обещанием, яко праведный, свидетельствован. Праведно се и достодолжно: аще бо и всякие частные законы, или уставы Верховных Властей одну некую в народе пользу творящие, или един вред некий из отечества истребляющие, со усердием принимать, и верно сохранять подданные долженствуют, понуждаемы на то, как Божиим в Священном писании повелением, так и естественным законом на сердцах их написанным: то кольми паче долженствуем вышепомянутый Монарха Нашего Устав нелицемерно лобызать, и со всяким тщанием по крайней возможности соблюдать, и содержать, который не часть добра некоего, но вся отечеству Нашему требуемая благая приносит, и не часть некоего зла, но вся злая предварительне отсецает: ибо, понеже всего отечества состояние на высочайшей власти висит, как на доброй доброе, так на худой худое. Устав же сей предоберегает, дабы в Российском Государстве Монаршескую власть наследствовали самые лучшие и к столь высокому и трудному Правительству угоднейшие Лица, от благоразумных Самодержцев благовременно усмотренные и определенные. Того ради Устав сей есть Всероссийской Монархии, аки презерватива, или предохранительное врачество, и к получению доброго и к отдалению злого состояния преполезнейшее. И по тому не только содержать оный, и вечно сохранять, но и незабвенне от всего сердца благодарствовать Законодателю Нашему и Самодержцу должны суть сынове Российстии, яко истинному Отцу Отечества, который по крайнем Своем к отечеству благоутробии, за малое дело себе почитал толикими попечениями, и трудами собственными, не токмо целое сохранить, но и широко распространить. Еще же и гражданскими и воинскими исправлениями, и исправлениями крепостьми, то есть, изряднейшими уставами и законами утвердить, и на толикую высоту славы вывести, аще бы всего того и на предбудущие времена известною некою силою не укрепил, что и благопромыслительно сделал сим преполезнейшим уставом, о свободном себе и будущим по себе Самодержцам избрании и наречении Державы Российской Наследника не по естественном первенстве, яко погрешительном правиле, но по усмотрении добродетельного превосходства. <…>
Разуметь же подобает, что когда глаголят законоучители, что власть высочайшая, Величеством нарицаемая, не подлежит никей же другой власти, слово есть только о власти человеческой, Божией бо власти подлежит, и законом от Бога, яко на сердцах человеческих написанным, тако и в десятословии преданным повиноваться долженствует; законом же от человек, аще и добрым, яко к общей пользе служащим, не подлежит, но и закону Божию так подлежит, что за преступление того Божию токмо, а не человеческому суду повинна. И тако всяк Самодержавный Государь человеческого закона хранить не должен, кольми же паче за преступление закона человеческого не судим есть: заповеди же Божий хранить должен, но за преступление их самому токмо Богу ответ даст, и от человек судим быть не может. Что все довольно покажем и от разума естественного, и от слова Божия, и древних учителей свидетельством.
Ведаем сие во-первых от естественного разума: понеже бо нарицается и есть верховная, высочайшая и крайняя власть, то како может законам человеческим подлежать; аще бы подлежала, не была бы верховная. А когда и сами Государи творят то, что гражданские уставы повелевают, творят по воле, а не по нужде: се же или образом своим поощряя подданных к доброхотному законохранению, или и утверждая законы яко добрые и полезные.
Ведаем паки тожде от Священного писания… Вышеположенные бо доводы учат нас во-первых, что хотя бы грех был Самодержцам определять в наследники меньшого сына, мимо старейшего, или и мимо сынов иного кого от чуждых себе усыновленного, по усмотрению оных непотребства, сего же добродетелей, то однако ж Монаршей в том воле должны суть повиноваться подданные не токмо без явного прекословия, но и без тайного роптания, еще же и без суждения в помыслах. Но и тыяжде доводы ясно показуют, что всякому наследному Самодержцу (о яковом наипаче речь нам есть) определять короны своей наследника, которого сына ни похощет, или кого-либо похощет, весьма есть безгрешно. Человеческий бо закон о сем не может быть, понеже явственно показалось, что Самодержцы законом человеческим не подлежат, закона же Божия на сие собственного не обретаем…
А есть ли о добре общем народа себе подданного толико пещись должен есть Самодержец, то како не должен есть прилежно смотреть, дабы по нем наследник был добрый, бодрый, искусный и таковой, который бы доброе отечества состояние не токмо сохранил в целости, но и паче бы утвердил, и укрепил, и если бы что не довершенное застал, тщался бы привести в совершенство. Есть ли же сам добре Государство управив, оставит оное негодному, неискусному, ленивому, и не утверждать, но разве рассыпать общее добро могущему, то что пользовало его попечение; не сам ли виновен будет всему нестроению, и гибели худым наследником сделанной, что пользует, что сам много добра отечеству промыслил, если сам же чрез наследника непотребного все то разрушит; во истину каковой похвалы достоин искусный кормчий, который добре правив корабль, отлучаясь же от корабля, посадит на кормиле, вместо себя, человека к тому отнюдь необученного: таковой достоин и Монарх, который управленное от себя Государство, худому и разорительному отдаст наследнику.
Аще же должен Монарх усматривать по себе наследника доброго, то како может смотреть на первородство между сынами своими; должен паче он и на сыновство не смотреть детей своих: но обучать оные всяким, державному правительству подобающим, искусствам долженствует; и если все сыны равносильны явятся, и не будет ни на едином от них никакой вины порока и зазора, отдаст скипетр в наследие первородному, или старейшему, по чину естественному; если же старейший сын или к царствованию неугодный, или злонравный, и родителям неблагодарный покажется, и отпадет вся надежда исправления его, тогда Государь не токмо может, но по совести своей и должен есть миновать сына старейшего, а меньшего в наследие произвесть: дабы старейший он, или и нехотя не повредил трудов родительских, если не искусен есть к толикому делу, или и нарочно не рассыпал бы, есть ли зол есть, и родителеви не приязнен. А когда бы так несчастлив в сынах своих был Монарх, что ни единого бы от них не видел к царствованию устроенна и угодна, то должен пред Богом, яко о приставничестве своем слово ему воздать имущий, должен есть и со стороны усмотреть искусного и благонравного, и того написать наследником. Сия бо должность происходит от вышеписанных должностей, самого Бога повелением наложенных Царем. <…>
Всем известно, что не един по всем мире образ есть высочайшего правительства: но инде главные всего отечества дела управляются согласием всех жителей, яковое правительство было прежде у многих народов Еллинских[1], и долго пребывало у Римлян. А в наши времена есть такое правительство в Венеции, Голландии и в Польше[2]: и сие нарицается Демократия, то есть Народодержавство.
Инде же не всего народа, но и не единого лица волею, но несколько избранных мужей сословием правится отечество, яковый правления образ был в Риме при десяти правителях не долгое время; и сие правительство нарицается: Аристократия.
Инде же вся держава в руках единого лица держится: и сия именуется Монархия, то есть Самодержавство.
Но и сверх сих образов правления, бывают правительства отличные от всех сих именованных, которые с сих же троих или двоих, аки бы смешанный состав свой имеют.
Еще Монархия двойственного вида есть: в иной бо Монархии не наследный скипетр содержится, но по смерти Монарха единого, избирает народ Монарха по согласию своему, несмотря на детей Монарха умершего. Таковая аки бы была Монархия Римская от Кесаря Иулия до Константина Палеолога[3], и ныне Монархия Германоримская[4] аки бы таковая.
Иная же Монархия наследная есть, в которой по отце сын, или по брате брат, иногда же по отце и дщерь царствует: и тако в одном дому содержится скипетр, из рук в руки до сынов и внуков переходит, и разве пресечется линия крови Самодержавной, в то время народа согласием Монарх новый избирается. Таковые Монархии многие прежде были, и ныне суть, между которыми есть сия, преславно ныне процветшая Монархия Всероссийская.
От сего же правительств разнообразия показуется ясно, что всякий правления образ, и сама наследная Монархия имеет начало от первого в сем или оном народе согласия, всегда и везде по воле своей, премудро действующую смотрению Божию. Сие же глаголем о честном и правильном начале Монархии, не воспоминая зде Монархии оных, которые начало приняли от некоего превозмогающего в народе человека, насильствием народ себе покорившего, яковое начало имела Монархия Ассирийская от Немврода[5], хотя и в таковых Монархиях, когда уже народ непрекословно, безмятежно, еще же и доброхотно повиноватися Самодержцу своему приобыкл, разуметь подобает, что дом Монарший не к тому насильствием своим похищенное, но всенародною волею отданное себе скипетро держит, сам бо народ доброхотным своим повиновением являет на тое преклоненную волю свою.
Еще же рассудить подобает, каковая воля народная в начале Монархии избирательной разумеется, и какова в начале Монархии наследной; от таковых бо воли народной толков, прямых и истинных, много света получим, и о свободной или несвободной воле Монархов в определении наследников своих.
Не мощно же инако толковать народной воли, только от самого вида и образа Монархии; какова бо где Монархия есть, таковую и волю народную, в начале той Монархии бывшую, разуметь подобает.
Тако в начале Монархии избирательной, какова была воля народная, сими словесы изобразить можем: согласно вси хощем, глаголет народ к Монарху первому, да ты владеешь нами к общей пользе нашей, донележе жив пребываешь, и мы все совлекаемся воли нашей, и тебе повинуемся не оставляюще нам себе самим никакой свободности к общим определениям, но токмо до смерти твоей; по твоей же смерти будет паки при нас воля наша, кому высочайшую над нами власть отдать, по усмотрении достоинства и по нашем согласии.
В Монархии же наследной, таковая была к первому Монарху воля народная, аще и не словом, но делом изъявленная: Согласно вси хощем, да ты к общей нашей пользе, владеешь над нами вечно, то есть, понеже смертен еси, то да по тебе, ты же сам впредь да оставляешь нам наследного владетеля, мы же единожды воли нашей совлекшеся, никогда же оной впредь, ниже по смерти твоей, употреблять не будем, но как тебе, так и наследникам твоим по тебе повиноваться клятвенным обещанием одолжаемся и наших по нас наследников тымжде долженством обязуем. Таковой же толк воли народной в наследуемой Монархии, не токмо от вида самой Монархии утверждается (яковая бо где Монархия есть, такой себе и сперва похотел народ), но и по тому известен есть, что когда народ Монархом наследным клятву свою, для некоей важной вины, обновляет, не иных употребляет слов, только вышеположенных или им подобных и равносильных к изъявлению клятвенного своего обещания. Ведать же подобает, что народная воля, как в избирательной, так и в наследной Монархии и в прочих правительства образах, бывает не без собственного смотрения Божия, как о сем и выше помянулось, но Божиим мановением движима действует, понеже ясно учит священное писание, якоже выше сего довольно мы видели, что несть власть аще не от Бога. И того ради вся долженства как подданных к Государю своему, так и Государя к добру общему подданных своих, не от единой воли народной, но и от воли Божией происходят.
Посмотрим же, какие долженства[6] подданных и какие Государей являются в наследной Монархии, и с вышеположенного толкования воли народной, разумей же купно и Божией, и что может и что не может творить народ и Государь.
Долженства народа подданного сия суть:
1. Должен народ, без прекословия и роптания, вся от Самодержца повелеваемая творить, что и выше, под числом тринадесятым, от слова Божия показано, зде же и от толкования воли народной явно показуется: аще бо народ воли общей своей совлекся и отдал оную Монарху своему, то како не должен хранить его повеления, законы и уставы, без всякой отговорки.
2. И по тому не может народ судить дела Государя своего, инако бо имел бы еще при себе волю общего правления, которую весьма отложил и отдал Государю своему. И того ради пребеззаконное дело было сильных некиих изменников от Парламента Великобританского, над Королем своим Карлом Первым, 1649 года сделанное, от всех проклинаемое, и от самых Англичан уставленным на то повсегодно слезным праздником весьма хулимое, нам же и воспоминания недостойное[7].
3. Кольми же паче не может народ повелевать что-либо Монарху своему: како бо повелевать может тому, которому отдал волю свою. Достойное памяти слово есть Валентиниана[8]: которого, когда воинство избрало Императором, и стали вопить, домогаясь, дабы он в товарищи себе другого нарекл, отвещал им тако: Мене[2], рече, избрать Императором было в вашей воле, но когда уже избрали есте мене, сие, чего желаете, не в вашей, но в моей воле есть; вам, яко подданным, подобает тихо, мирно пребывать; мне же, яко Императору, смотреть надлежит, что есть на потребу. Есть ли же так свободен Монарх избранный (какова была Римская Монархия), то кольми паче наследный, которому народ волю свою и власть над собой во веки отдал.
4. Хотя народ из начала наследной Монархии и усматривает мужа доброго, который бы с великою отечества пользою царствовать могл; однако ж, когда уже избрал его Самодержцем своим, а он не таков, какова его надеялся, покажется, или быв на время добр, переменится в злого, не может уже народ отставить его, не может бо отданной ему воли своей отнять, коею бо волею мог бы сие творить; понеже воли своей и власти лишился. Но хотя бы и хотел упрямо отменить волю свою народ (что было бы великое непостоянство, и никогда бы так Монархия наследная быть не могла), но не может отменить воли Божией, которая и волю народную двигнула и купно с оною сама действовала в установлении такой Монархии и первого Монарха избрании, яко же выше довольно показано. Но должен терпеть народ кое либо Монарха своего нестроение и злонравие: якоже и Дух Святый повелевает, не токмо благим и кротким, но и строптивым повиноваться, разве бы при первого Монарха избрании были положенные некие договоры, самого Монарха соизволением, или и клятвою утвержденные, которых за неисполнение уставлено бы Монарха отставлять, но тая Монархия не прямая была бы Монархия, еще же и непрестанным бедствиям подлежащая (мощно бо злым человекам и добрая дела Монаршая толковать назло) и весьма не таковая, о яковой нам слово сие.
5. Следует убо и сие, что нам зде разыскуется, что должен народ иметь за прямого и законного себе Государя, кого наследником по себе наречет старейший Государь, не смотря, первородного ли сына или меньшого, или и не сына. Если бо волю свою от владения над собою отдал ему, ведать же должен, что на то и воля Божия была, то како может противиться, когда Государь не большого, но меньшего сына, или и не сына нарицает наследником; воли в том своей народ лишился, и всю волю возложил на Монарха: то, если бы хотел Монарху прекословить в наречении наследника, сам бы себе прекословил, и клятву свою разрушил бы народ .<…>
Но что делать народу, когда Государь умрет, не оставив по себе, ни на словах, ни на письме, определенного наследника: ответствуем на сие: народ, понеже волю свою вечно отдал Государю своему, и на его волю весьма себя возложил, и содействовало в том Божие смотрение, то и по смерти Государя своего должен есть его волею управлятись. И понеже в таковом случае не явно известна народу воля Государя умершего, яко ни словами сказана, ни письмом объявлена: того ради должен народ всякими правильными догадами испытывать, какова была, или быть могла воля Государева, и которого бы из сынов своих нарекл он наследником, если бы о том дело было. Волю же умершего Государя мощно испытывать и толковать двумя сими ведении:
Первое: какого нрава был Государь и к чему наипаче склонен: другое, равно ли, или не равно детей своих любил; неравенство же здесь разумеется знатное и великое, так, что одного сына, любя паче другого, другого аки бы не любил, и не благоволил о нем; если известно, что сего сына вельми любил, а о другом не благоволил, то и воля его известна, что любимому сыну отдал бы наследие, и весьма того подобает иметь за наследного Государя, только бы сие могло остаться без мятежа и смущения; и не смотреть, добрый ли есть, или злой сын любимый, должен был смотреть сие родитель его Государь, а народ, несмотря на то, должен иметь за наследника, восписуя наследие его самой воле Божией, и яко крест и наказание от Бога приемля без роптания, если злонравен наследник явился, так как и выше речено о самом первом Монархе, который по восприятии скипетра зол покажется. Если же неизвестно, равно ли или не равно сыны своя любил Государь, то смотреть на нравы его, например был Государь тщательный, трудолюбивый, военный, учения любящий, всякого добра отечеству своему с ревностию желающий: а от сынов его един есть подобонравен ему, а другой весьма отличен от его, ленивый, недоброрадетельный, к воинскому подвигу не угодный и не охотный, учения и прочее добро общее, или презирающий, или пещись о том немогущий, то посему знать мощно, что первого любил родитель, а о сем не благоволил и не хотел быть сему наследником по себе; если же известно, что Государь равно любил детей своих, то не известно, которого из них хотел нарещи наследником, и в таковом случае должен народ, храня чин естественный, иметь за Государя себе сына Государева первородного, или старейшего, и не смотреть, каков ни есть он; тожде подобает хранить, если Государь, хотя и неравно любил дети свои, да незнатным неравенством. Если же один сын остался по Государе, а наследия волею родительскою не отрешен, то, хотя бы он и злонравен и известно что от родителя не любим был, должен народ иметь его за наследного Государя; понеже вероятнее есть, что умерший без завета Государь, хотя и не любил сына, однако же наследия его лишить не хотел, желая не испустить короны из дому своего…
А что зде рассуждается о сынах Монарших, тожде разуметь подобает, во оскудении сынов, и о дщерях Монарших, где женская власть не отставлена, как отставлена во Франции и о Монаршей братии, и о прочей ближайшей и единодомовной фамилии, по беззаветной смерти Монаршей. Когда же оскудеет вся ближайшая фамилия, а последний в ней Государь никого в наследники не определил и без завета преставился, тогда воля, бывшим Монархом отданная, возвращается к народу. Но и зде ведать подобает, что если последний Монарх, не определив именно наследника, определение оставил бы, из которой фамилии, или из которого чина людей избирать или не избирать Монарха нового, то народ и тое хранить должен чисто и свято…
Может Монарх Государь законно повелевать народу, не только все, что к знатной пользе отечества своего потребно, но и все, что ему не понравится; только бы народу не вредно и воли Божией не противно было. Сему же могуществу его основание есть вышепомянутое, что народ правительской воли своей совлеклся пред ним и всю власть над собою отдал ему, и сюда надлежат всякие обряды гражданские и церковные, перемены обычаев, употребление платья, домов, строения, чины и церемонии в пированиях, свадьбах, погребениях, и прочее, и прочее, и прочее. <…>
…Монархия есть двойственного вида: иная Монархия избирательная, иная же наследная, о которой нам речь сия есть.
Есть же у политических Философов рассуждение, которая Монархия избирательная, или наследная, лучшая и полезнейшая: предлагаем зде вкратце рассудительные об обеих Монархиях доводы.
За Монархию избирательную против наследной сия нецыи предлагают:
1. Что в Монархии избирательной дети благородные поощряются всяким лучшим учениям навыкать, друг друга превзыти желая, дабы мог иногда избиранием народа, добродетельми его удивленного, удостоитися престола Монаршего. А в наследной монархии, Монарший сын, яко беспечально и известно скипетра себе ожидающий не хощет честным и к высокому правительству должны искусствам прилежать; подданных же дети, отсечены суще от надежды толь высокого достоинства, не видят, для чего бы им не леностно в учении и добродетелях упражняться.
2. В избирательной, глаголют, Монархии избранный Государь благодарен народу, толь высоко себе вознесшему, и не презорно державствует над ним и с кротостью владеет.
3. В Монархии избирательной, по смерти Монарха, взыскуется на место его кто может лучший прочих усмотрен быть: чего в монархии наследной делать не возможно; но нужда есть принимать за Государя сына Государева, несмотря, каков ни есть он, добрый или злонравный, мудрый или безумный. Сия доводы представляют, которые за Монархию избранием получаемую поборствуют.
Но как оные доводы, крепкие или не крепкие суть, не трудно показуют, наследуемой монархии поборницы, и множайшими и крепчайшими доводами наследное, паче избираемого Самодержавство утверждающие; а именно сими следующими:
1. Что дети благодарные паче в наследной, нежели в избирательной Монархии честным учениям прилежат. Монарх бо наследный, не опасаясь дому своему и крови своей унижения, и беспечален пребывая в том, что сына его чуждый, каков бы ни был, предварить к постижению короны не может, (разве бы самого Монарха определением) желая же самому себе доброй от подданных службы, и нуждой детей своего подданства приводит к обучению воинскому и гражданскому. Вопреки же, Монарх избранный издалече промышляя сыну своему по себе наследить корону, опасно наблюдает, дабы никто же от чуждых детей не был лучший. И если видит сына своего не весьма к исправлению угодного, хотел бы дабы чуждые дети никакого учения не коснулись; о самых же благородных детях (если от родителей понуждены не будут, что мало в свете деется), дабы своею охотою, надеясь иногда корону получить, подвизались в учениях и добродетелях, так мало надежды, как мало прикладов того: если бо от младых ногтей чего навыкать не начнут, немного случается, дабы к тому в большем возрасте преклонились, а в самых отроческих летах помышлять о детях, будто они надеждою державною высоты к учениям поощряются, едино мечтание есть. Вина тому сия есть, что в избирательной Монархии, каков бы кто ни был, ради множества короны желающих и ищущих, неизвестно ему и не близко получение короны.
И тако первый за избирательную Монархию довод, не токмо оной не служит, но и весьма служит наследной монархии.
2. Но и другой за избирательную Монархию довод положенный, не так оной, яко наследной пособствует; кто бо не ведает, что не многие и редкие в человецех толикого любомудрия и великодушия обретаются, которые с низкого места, и яко Псаломник глаголет, от гноища высоко возведенные, не забывают преждней низости своей; повседневные примеры усматривать можем, что таковые на высоту возлетевшие, не токмо первого своего состояния, но и самых себе не рассуждают, и того самого, что они человецы суть, не помнят; рождается же у них таковое забвение от непрестанного в них о высоте своей, яко необыклой, удивления, еще же и того ради не ино что, только славу свою в мысли держа, дабы, яко гладнии, донеле же господствуют, помыслами величия своего насытились. И понеже на время в дом свой приняли корону, того ради, поне память короны в роде своем утвердить желая, жестоко с подданными поступают, гордыню и свирепство вменяя властительское веление, и народ не забывать господствования их яростию убеждая. И не о самих здесь от крайней нищеты на верх власти возшедших глаголем, но и о прочих чинах не низких, всякий бо чин и сан подвластный, в сравнении верховной власти низкий есть, яко подданный, служащий и суду повинный. Наследный же Монарх, яко не возшедший на высоту, но на оной родившийся или и определением первого Монарха поставленный, не имеет вины такового о себе высокоумия, аще бо рождением наследствовал державу, то ему она не вельми дивна; аще же усыновлением восприятый от Монарха получил наследие, то смотря на образ его и ему подражая, сам себе не удивляется, еще же как рожденный, так и усыновленный, и того ради не свирепствует, что о вечном державствии своем беспечален есть. И сей честный характер на наследных Государях очима мощно видеть, и весьма дивно, когда некий и наследный не таков является.
3. О третьем Монархии избирательной доводе, что разуметь подобает, ниже покажем. Наследной же Монархии собственные суть доводы, яко и собственные ее суть доброты и пользы. На Монарха наследного, яко не имеют подданные зависти, так и восставать на его не имеют страсти, и ведая неотъемлемое державство, еще же и отмщения боясь от наследника, не могут без крайнего отчаяния дерзать. Ведаем, что и таковое бывает дерзновение, но от крайне злобою ослепленных и отчаянных, и то не много и не так часто, яко в Монархии избирательной. Посмотри в Историю Царей Римских и во всех совокупно наследных Монархиях, не увидишь толь многих и толь жестоких, страшных и плачевных позорищ, коликие и коль многие показались в единой оной Монархии избирательной.
4. Во избирательных Монархиях, не токмо могут сильные помышлять, но и явственно говорят: ныне сей, а я утро господствую; из чего молчание к послушанию указов монарших, и послушание студеное, и в преслушании не великий страх, еще же и на повеления Государева, хотя бы и весьма нужные, только не без труда исполняемая роптание, и добрых намерений злые и развратные толки. А Монарх бедный, аки связанный, не так указует, яко просит воли у народа, и не так скоро, и не так благопоспешно, как Государственные нужды требуют, получает; понеже сильный, помня его прежднее с собою равенство, не вельми благоговейно, иные же и негодовательно, и аки бы стыдящиеся, повинуются ему. Нет такого зла в наследной Монархии; природный некий страх в народе, и говение к Государю своему, и он, не яко человек но аки бы изъятый от числа смертных почитаем есть. И в самых наследных Монархиях делом является, что Монархи бози суть, аще и прочиим титлу сию дает писание; и заповедь оная Апостольская, повиноваться властям повелевающая, не токмо за гнев, но и за совесть, аще и о всех властях глаголет, однако ж нигде такового своего исполнения, яко в наследных Монархиях не обретает. Наследием приемшему скипетр Монарху, не повинутись зазирает совесть простосердечному человеку, хотя и заповеди оной не знающему.
5. Наследный Государь, известный о неотъемлемой державе своей, так о целости и добром состоянии Государства прилежно печется, яко о домашнем добре своем, желая наследникам крепкую власть и славу оставить. Вопреки же, Государь избранный о собственном дому своего, а не об общем всего отечества благополучии промышляет, и донележе может надеяться преклонить Сенаторов и сильнейших в народе лиц к избранию по нем на Государство сына своего, дотоль им всяким снисхождением угождает, и принужден бывает страстию своею, болезновать лицеприятием, терпеть сильных беззакония, попускать обиды деемые немощным и прочие настроения, аки бы не видеть, и не так повелителю, яко ласкательному рабу подобен есть. А когда не видит надежды сыновня наследия, то инамо мысли свои обратив, всячески тщится дом свой, от общих имений обогащая, сильный к удержанию скипетра сотворить. И того ж де ради свирепствует люто на подданных, сильнейшие от них истребить, или привести в бессилие, умышляя, дабы по смерти его не возмогли противостать сыну его, скипетр удержать хотящему, к чему и всяких употребляет хитростей. Образ сего знатный есть в единой от Европейских Монархий, аки бы избирательной, в которой некий Монарх, промышляя дому своему неотъемлемое державство, двое нечто к промыслу своему угодное сделал: первое, многие и великие провинции, общим всего Государства оружием завоеванные, приписал вечно дому своему, чем дом свой сотворил сильнейший от всего прочего Государства. Другое, сочинил вечный устав, что, если бы когда вышел из дому его скипетр, тогда домашних его областей, с прописными провинциями наследник его ж сын, внук, правнук, и прочие, не был бы подчинен Монарху, из иной фамилии избранному, но отделенное от Монархии Государство имел бы.
6. Бывают в Государстве таковые нужды, которые исполнить кратким временем невозможно. Что же в избирательной Монархии деется: Государь настоящий трудов подымать не хощет, понеже не ведает, докончит ли оные, кто по нем державу приимет. И часто бывает, что новый избранный Монарх, завистию движим, зачатые от антецесора своего дела в несовершении оставляет, иногда же и совершенные разрушает. А в наследной Монархии инако: наследник бо дела антецессора[9] своего, яко своей славы здание, аще несовершенно видит, совершить тщится, аще же совершенно, то паче утверждает; и аще бы что погрешено было от антецессора, тое аки бы свой собственный вред, врачует и исправляет.
7. Но что всего, как избирательной монархии вреднейшее, так в наследной здравейшее, сие есть, что в наследной, по преставлении Государя, отдав народ, аки естественный долг, погребальные слезы умершему отцу своему, в тишине и безмятежии пребывает, и с великою радостию объемлет Государя нового, беспрекословно престол наследствующего, так, аки бы и не умирал в Государстве Монарх. В избирательной же Монархии, изрещи трудно, какие мятежи и смущения творит смерть Государева: коликие нестроения бывают, донележе начнется избрание; какие факции в самом избрании. А когда два явятся равносильные конкуренты, то есть, ищущие короны соперники, и народа часть за сим, а часть за другим станет, и аки бы на два народа Государство разделится: коликое междоусобие, коликие внутренние брани, взаимные нападения, кровопролития, грабежи и разорения! во истину таковая Монархия смертию своего Государя и сама к смерти приближается. Какового бедства многие образы покажет нам и едина, сосед наш, Республика Польская.
8. Но всегда ли надеяться, что избран будет добродетельный, мужественный, правдолюбивый и весьма к царствованию угодный муж; не токмо надеяться сего не всегда мощно, но мало когда таковой надежды не отпадаем. Посмотрим на обе стороны, на избирающих, и на избираемых, и все увидим благонадежию противное. Избирающие мало когда на общую пользу смотрят; но иные того производят, которому волю свою за данное, или обещанное злато продали; иные того хотят, при котором сами бы могли всеми владеть, и аки бы царствовать, то есть, нарочно усмотревают немощного, и скудоумного; иные паки, завистию на добрых, и Короны достойных жегоми, представляют негодных, но сильных, дабы лучших отрешить могли, и многие прочие страсти в избирании живут и действуют. Из стороны же избираемых честный и благоразумный муж и властолюбием не болезнующий, добре ведая, как суетрудное, непокойное, и малодействительное державство в таковом народе, не токмо оного не ищет, но и весьма опрятается от его, и разве насилием народным понужден, с воздыханием на престол возыдет. А которые доброхотно таковой державы ищут, тии ищут (обычно) неправильным способом, но подлогами, куплею, лестию, и аще могут, силою, и не поучаются, как бы добре Государство управить, только бы себя возвеличить, и не рассуждают, каковую на высоте той получат славу, только бы великую. Кратко рещи, кто в таковой Монархии намерен к пользе общей, тот должен на все бедствия и печали посвятить себя, а кто сих уклониться хощет, тому нельзя мыслить о пользе общей. Так то благонадежное избирание есть. Наследная же Монархия, если бы иных угодий, которые имеют многие, не имела, то в едином сем блаженна была бы и благословенна, что таковым от избирания происходящим бедствам не подлежит.
Сия же вся как избирательной Монархии вреды, так пользы наследной предлагаем того ради, что естьли покажем некий недостаток и в наследной монархии, а той исправиться инако не может, токмо избираемыми от Государей наследниками: то не останется сомнение, что Государи наследники и вольные, и должные суть наследников по себе определять, понеже таковое определение Монархию изрядную, но един некий недостаток имущую, совершенно исправляет. Исповести бо подобает, что и наследная Монархия вреду некоему подлежит, а именно тому, о котором помянулось выше, в третьем доводе, от поборников Государства избирательного положенном, то есть, что не всегда и от доброго Государя сын ему подобный рождается, но иногда является аки весьма отличен от родителя, злонравный, нерадетельный, яростию побеждаемый, правды не ищущий, навыкать искусства или не хотящий, или не могущий. Таковой когда по родителю на место его взыдет, бедно деется с Государством, а народ и такового наследника от Короны родительской отрешить отнюдь не может, яко выше ясно показано. И сей един есть вред в наследной Монархии, прочая во всем благополучна.
Смотри же всяк благоразумный и не пристрастный, не добре ли и от сего вреда предохраняется Монархия, когда Монарх несмотря на первородство между сынами своими, но кто от них лучший, или и на сыновство несмотря, но и чуждее достоинство, паче домашнего непотребства предпочитая, определяет при животе своем такового по себе наследника, который общему добру не попустити пресещися смертию Антецессора своего, но начатая от него совершит, совершенная утвердит, намеренная произведет в дело, и весьма потщится всему миру показать, что не обманулся Антецессор, нарекл себе его наследником. И кто ж может усумневаться, что не только могут свободно, но и должны суть наследные Государя, которого лучшего усмотрят, определять в наследники себе. Един вред остался в наследной Монархии, что иногда страдать понуждена от худого наследника, а и той вред таковым наследных Монархов определением, отлагается: то кто не речет, что таковое определение не токмо не зазорно, но и преблагословенно есть, и разве крайне безумным, или врагом отечества своего, нежелаемо. <…>
Се уже видишь всяк благосовестный читателю, как довольное число (по предреченному из начала обещанию нашему) показали мы помощию Божиею, и доводов и примеров. Доводы были сугубые, едини от рассуждения власти просто родительской, а другие от рассуждения власти Монаршей: и кийждо из предложенных доводов сам един собою доволен есть, кольми же паче вся совокупно приятый, суть сильный к утверждению слова нашего, и яснее полуденного света показуют, как свободны и полномочны Монархи определять по себе державы наследников, кого из сынов, внуков, племянников, сродников, или и отвне фамилии своей усмотрят угоднейшего к тому. Примеры же многие и от Историй человеческих, и от священных писаний так сильно тожде утверждают, что хотя бы самый от жестосердых жесточайший хотел нам прекословить, не изобрящет вины прекословию своему. <…>
Правда воли монаршей в определении наследника державы своей. М., 1726
[1] Еллинских – древнегреческих.[2] Феофан сознательно или неосознанно смешивает демократию с олигархией, которая и имела место в названных странах.[3] Т.е. Римская и Византийская империя. Кесарь Иулий – Гай Юлий Цезарь (100 или 102 – 44 до н.э.), римский военачальник, политик и писатель, великий понтифик с 63 г. до н.э., претор 62 г., наместник Дальней Испании (61-60), консул 59 г., наместник Галлии (58-49 гг., завоевал Трансальпийскую Галлию), диктатор с 49 г., один из основателей Римской империи. Ввёл юлианский календарь. Константин Палеолог – Константин XI (1404-1453), последний византийский император (с 1449), погиб при взятии Константинополя турками. Феофан не совсем точно характеризует форму правления Рима и Византии. Они представляли собой наследственные монархии с частными государственными переворотами. Выборы монарха армией имели место, но скорее были исключением.[4] Монархия Германоримская – Священная римская империя германской нации (962-1806) – раздробленное государство в центральной Европе на основе Германии.[5] Нимрод – библейский персонаж, царь Месопотамии. В различных легендах ему приписываются тиранические и богоборческие действия, прежде всего строительство Вавилонской башни.[6] Долженства – обязанности.[7] Карл I (1600-1649) – король Англии и Шотландии с 1625. Добивался неограниченной власти, пытался вводить налоги без согласия парламента. Конфликты с ним привели к гражданской войне 1642-1646, проигранной королём. В 1647 выдан шотландцами парламенту, по его решению казнён.[8] Валентиниан I (320 или 321 – 375) – римский военачальник, император с 364, правил Западом империи, предоставив управление Востоком брату Валенту. Остановил наступление аллеманов, подавил восстания в Британии и Африке.[9] Антецессор – предшественник.